Terra incognita

Мы уехали из России в тысяча девятьсот девяносто девятом. В мае.

Три огромные клетчатые китайские сумки и гитара, привязанная к одной из них, составляли всё наше имущество. Путь предстоял долгий: сначала автобусом до Новосибирска, затем — самолётом до Москвы и оттуда — поездом до Праги.

На барнаульский автовокзал, провожать нас, явилось полгорода: родственники, друзья, коллеги, соседи… Видимо, на пассажиров, уже сидящих в автобусе, церемония прощания произвела неизгладимое впечатление, потому что все четыре часа, пока мы плюхали до Новосибирска, они оглядывались на нас и перешёптывались.

Я тихонько лила слезы. Уехать в Чехию (на год! всего только на год!) — это была моя инициатива, но прощаться с родными и близкими людьми, да ещё когда их так много и все норовят обнять и всплакнуть, — оказалось невыносимо тяжело. Рядом сидел и бестолково вздыхал муж.

— Вот ведь… — сказал он часа через два. — Смотри, сколько народу нас провожало. А в Праге... мы ведь будем совсем одни...

Я отреагировала неожиданно для самой себя. Взяла его за руку и сказала:

— Обещаю тебе, что, если через год мы решим вернуться, нас будет провожать… ну, не такая же толпа… поменьше… но все равно… много людей, вот увидишь. (Забегая вперед, скажу: провожать нас не пришлось, потому что мы остались. И живём в Чехии. Но, когда я таки надумаю переезжать в Италию, то соберу на прощальный вечер пол-Праги, это совершенно точно!)

В Новосибирске нас ждал мой дядя, который, собственно, там всю жизнь живёт. Он взялся отвезти нас в аэропорт. В принципе, этого, конечно, можно было и не делать, мы бы и сами добрались, но его душевный порыв мы приняли с благодарностью. Потом я вспоминала фильм «Гардемарины, вперед!» — помните? «Серёжа, это последний русский!»... потом, да. А тогда сидела, сжавшись в комок, мычала, потому что боялась опять заплакать...

В Толмачёво (в Новосибирском аэропорту), после последних прощаний и объятий, неожиданно успокоилась и повеселела. Летим в Москву! Целый день будем гулять по Москве! Ещё целый день дома! (Так неожиданно домом стала далёкая и страшная Москва, где я перед этим была лет десять назад, а муж так и вовсе не был. Он вообще за пределы Алтайского края не выезжал.) Обязательно прокатимся на экскурсионном автобусе, зайдём в какой-нибудь музей, а то когда в следующий раз...

На тот момент нашей семье было два года. Мы ещё никуда не выезжали вдвоём. Муж мой работал в ГАИ (это теперь как-то по-другому называется), а я в — школе. Деньги, которые мы везли в Чехию (в банке соответствующую бумагу получили, разрешительную), были последними. В принципе. Было понятно, что если мы вскоре вернемся в Россию, то только пешком (собственно, поэтому и только поэтому выбрана была Чехия, а не Аргентина, куда у нас в городе активно зазывали немногочисленные туристические компании: из Южной Америки в Сибирь на своих двоих не дотопать).

Мы сели в самолёт и прилетели в Москву. Дождались багажа и потащились к выходу. Надо было добираться в город. Это сейчас между аэропортом и центром Москвы курсируют удобные экспрессы. Ничего такого не было в те дремучие времена. Стеной стояли таксисты, крутили на пальцах ключи и бодро выкрикивали:

— Тысяча!

— Девятьсот!

— Семьсот!

— Семьсот — это ведь недорого, — обратился ко мне муж, навьюченный сумками, которые тогда ещё были без колёс. — Давай поедем на такси.

...Потом выяснилось, что семьсот — это за километр. И тут мой муж проявил недюжинную сообразительность. Он объявил, что таких денег у нас нет и взять их неоткуда (в кармашке, пришитом к трусам, у него лежали доллары, которые мы везли в Чехию, но отдавать их, естественно, он не собирался). Мы вообще-то в Москве проездом, вечером у нас поезд в Тамбов, вот билеты (он показал издалека билеты в Прагу), так что извиняйте великодушно. Водитель, всю дорогу обаятельно улыбающийся, целый час вдохновенно рассказывающий нам о красотах Москвы, молча и деловито съехал на обочину и вынул мобильный телефон (в Барнауле их тогда не было ещё ни у кого. Из тех, кого я знала.)

— Привет, Иван, — сказал он. — Я сломался. Да. И что? Ага. Я понял.

Я сидела, замерев от ужаса, и представляла, как сейчас сюда примчится загадочный Иван со товарищи, и... что-то будет...

— Три тысячи рублей, — нажав на «отбой», сказал он мужу с металлом в голосе.

Муж полез за деньгами. В кошельке у него примерно столько и было: отложили на автобусную экскурсию и какой-никакой обед.

Водитель, уже больше не улыбающийся, брезгливо вытащил из багажника наши сумки, почти швырнув их на асфальт, и уехал, хлопнув дверью.

Мы стояли у здания Белорусского вокзала.

Дотащили сумки до камеры хранения и пошли в город.

Правда, на экскурсию уже не хотелось. И гулять не хотелось. Хотелось сесть на скамейку, прижаться друг к другу и просидеть так до самого вечера. До поезда.

Но я убедила мужа сходить на Красную Площадь: когда ещё мы здесь окажемся!

И мы пошли, одинокие, испуганные, провинциальные и совершенно чужие... (Хотела дописать: «на этом празднике жизни»).

Помню, как потом мы купили в магазине каких-то булочек и зашли в первый попавшийся двор, подальше от машин и толпы. Долго сидели на лавочке и смотрели на детей, играющих на площадке, на разноцветных кошек, греющихся на солнышке… Они все были здесь своими, в отличие от нас...

Я всё время плакала и повторяла, что хочу домой. «Куда домой? — вопрошал мой муж. — У нас уже нет дома».

— Мы бомжи? — произнесла я жуткое слово и вдруг… засмеялась. Меня просто затрясло от хохота. Муж смеялся вместе со мной, и я до сих пор не знаю, что он чувствовал в тот момент… Сейчас он уже не муж, и его не спросишь. А тогда...

Нужно было дожить до вечера. До пражского поезда.

28 мая 2020