Odonatoptera(лат.)— стрекоза

 Проявление, прошло успешно. Разумеется, с привычным головокружением, тошнотой и общей слабостью. Побочный эффект, ничего не поделаешь. Хотя, по слухам, над устранением этого неудобства сейчас активно работают лучшие умы. Ну, дай Бог им. И нам, само собой.

Шноль, согнувшись, кашлял и сплёвывал горькую слюну в дорожную пыль. Он оглянулся. Клоков сидел на обочине, ошалело уставившись в одну точку. Костя Бердзенишвили вообще лежал ничком и упирался слабой рукой в землю, пытаясь перевернуться и встать.

— Не вставать, орлы, лежим, кто где упал. В течение двух минут полностью восстановится самочувствие и рефлексы, должны помнить. А кто забыл, зачётами загоняю. Дома.

Шноль огляделся, стараясь не делать резких движений и не вертеть головой. Место в точности, как на мониторе хроносканера: поле кукурузы, поле свёклы, грунтовая дорога между ними. Чуть ниже и дальше небольшое озерцо, окружённое плакучими ивами и кустарником. Через пару минут должен подъехать экипаж, если верить Аверкину.

— Подъём, коллеги, хорош валяться. Попутку будем ловить.

Подчинённые уже довольно бодро вскочили, отряхиваясь от пыли.

Вдалеке послышался неровный гул мотора, и вскорости из-за поворота вывернул старенький бортовой ГАЗ-51, за рулём которого сидел молодой паренёк, дочерна загорелый, но с копной соломенного цвета волос.

— Прям тебе негатив, — хмыкнул Бердзенишвили и поднял руку.

Грузовичок подкатил и остановился, скрипнув тормозами. Водитель с любопытством уставился на трёх незнакомых мужчин, явно не местных. В сельской глубинке обычно все друг друга знают, если не по имени-отчеству, то уж в лицо точно. А этих шофёр видел впервые.

— Приветствую, — Шноль подошёл к кабине, — Вы в Красную Яругу? До больницы нас не подбросите?

— Доброго здоровья. Сидайтэ у кузов, а то у мэни туточки почта, — парень кивнул головой на лежащий рядом с ним объёмистый зелёный мешок, крепко завязанный и скреплённый сургучной печатью. К нему, наверное, в первый раз в жизни обратились на «вы». Это понравилось, даже подняло настроение.

— Отлично. В кузов, так в кузов, всяко лучше, чем ногами по жаре топать, верно?

Шофёр весело кивнул. Ему определённо нравились его пассажиры, хоть и незнакомцы, хоть и говор у них нездешний. Зато обратились обходительно, с уважением.

Трое ловко запрыгнули в кузов и уселись на крепкой скамье, у кабины.

— Дэржиться там за борта, дорога дуже неровная.

— Нормально, командир, поехали.

Ехали довольно быстро, насколько позволяла ухабистая грунтовка, бегущая среди обширных полей, перелесков, по возвышенностям, по низинкам.

— Красиво как, — Клоков с интересом глядел во все стороны, искренне любуясь дивным летним пейзажем, голубым небом с белоснежными облачками, тёмно-зелёным массивом леса вдалеке. — Интересно, как здесь сейчас?

— Сейчас, как раз, вот так и есть, — усмехнулся Костя Бердзенишвили, — а вот, как будет через шестьдесят два года, это уже совсем другой вопрос.

— Да так же, наверное, Лёша. Что тебе тут, небоскрёбов понастроят? Машин, побольше будет, это факт, и все сплошь современные и модные. Не то, что этот старичок, — Шноль похлопал по крыше кабины.

— Шо там у вас? — на ходу высунулся водитель.

— Нет-нет, всё в порядке, едем. Долго ещё ехать?

— Та не. За тою посадкою переезд через железку будэ, а там вже и Яруга. Скоро.

Действительно, вскорости переехали через железнодорожный переезд. Яков Львович снова похлопал по крыше кабины.

— А что там за лес, справа?

— Дэ? То Осадчий. А той, шо злива, то Довжик. Там озеро — сказка. Рыбы богато и вообще. У воду пурнаешь, а там як у джунглях. И солнце так, лучамы звэрху…

Шноль озадаченно смотрел сверху на соломенную голову шофёра, так и торчащую из окошка двери.

— Вы случайно, стихи не пишете?

— Шо? Та не…

— Скажите, уважаемый, мы ведь до больницы мимо школы поедем?

— Да. А про яку вы кажэтэ?

— Про старую. Бывший особняк.

— А, то да. Дом Харитоненко. Це мы зараз Новостроевку проидымо, будэ нова школа на гори. Це основная, там старши классы учатся. А малэнька, стара школа, через ставок. Ну, мы поидымо, я покажу. А шо вам там?

— Да заскочить надо, дело есть.

— Так закрыто же зараз. А больница як же ж?

— После. Сами доберемся. Покажете дорогу?

Водитель молча кивнул и спрятал голову в кабину.

— Это вы сейчас о чём разговаривали, Яков Львович? — спросил Клоков.

— Про дорогу спросил. Поедем ли мимо школы, она тут в двух ипостасях, вернее, в двух филиалах. Сейчас проедем мимо школы на горе, для старшеклассников которая, а дальше — нужная нам, начальная школа. Тот самый дом.

— Это, в который наш клиент так рвался?

— Да.

— И что там?

— Не поверишь, Лёша, там спрятаны несметные сокровища. Про пещеру Али-Бабу читал? Вот.

— Да, скажете тоже! — засмеялся Клоков.

— Зря иронизируешь. Столько странного всего произошло и происходит на свете… Может быть, и прав был этот бедолага. Кстати, нам ещё нужно будет его в морге навестить.

— Как же это он так, Яков Львович?

— Не он, а мы. Что-то не складывается. Не сходятся логические концы с концами. Не спокойно мне. Не должно было всё вот так.

— Яков Львович, — Бердзенишвили озадаченно смотрел на шефа, — а откуда вообще известно, что наш клиент в морге? Тоже, темпоральные сканеры сообщили?

— Нет, Костик, до этого наши техника с наукой ещё не докатились, шнырять по закоулкам прошлого туда-сюда и отслеживать обстановку. Тогда было бы совсем всё просто.

— Ну, и как же?

— Да я просто логически предположил и заключил, что негде ему быть, если он прибыл, а потом почему-то умер скоропостижно. Куда его ещё могли доставить, а?

— Разберёмся, командир, — решительно махнул рукой Лёша Клоков. — А что за говор такой странный? Вроде бы слова многие знакомы, а смысл почти не улавливается.

— Это суржик. Смесь русского, украинского и еще нескольких наречий. Мы сейчас на юге России, на самой границе с Украиной. А пограничные районы всегда говорят на смеси языков. Везде так.

Как и предсказывал молодой шофёр, вскоре показались строения, частные дома, массив какого-то предприятия слева. Оставили позади кладбище, утопающее в зелени. Потом потянулась длинная улица — видимо, Новостроевка.

Снова показалась светлая шевелюра водителя.

— То мы кирпичный завод зараз проихалы. Це Новостроевка, ось там, справа, то школа на гори, я вам казав, а туда, по-над ставком, Костюковка пишла.

Далее, грузовик повернул направо и стал спускаться вниз холма, у подножия которого раскинулся довольно большой пруд.

— Это тот ваш ставок? — спросил Шноль.

— Та ото ж. На той ёго сторони сахарный завод був, ще старый, харитоненский. Колы вийна була, наши видступалы, тай и взорвалы ёго. Вон, бачтэ, труба лэжить, шо осталось, в землю вростае, тай стена кирпичная. Дэрэвьямы усэ заросло, та и кустамы. Пацаны там нав войнушку грают.

— И вы играли? — весело спросил Шноль.

— Та шо? И я гуляв. Я туточки рядом живу, у Чёрном двори.

— А почему старый завод? Что, и новый есть? — наклонившись, спросил у шофёра Костя Бердзенишвили.

— Есть, а як же ж? Тут же сахарного буряка — глазом не взять, хиба ж без завода можно? А шо вы интересуетесь, сами не знаете, чи шо?

— Да я здесь новый человек, а товарищи мои ещё не успели рассказать.

Водитель снова молча кивнул и убрал голову в кабину.

Шноль одобрительно взглянул на подчиненного, показав большой палец.

Вскоре грузовичок, проехав по дамбе и снова поднявшись на холм по дороге, идущей вдоль фрагмента мощной кирпичной стены, окружавшей некогда периметр территории погорелого сахарного завода, остановился.

Водитель выбрался из кабины, и оказался вдруг довольно высоким, плечистым парнем.

— Хочь ноги размять… Ну, вам туда, — он показал рукой влево, — там школа. А я ось там живу, — махнул рукою прямо, — Чёрный двор. Здесь уси знають.

— А почему он Чёрный? – поинтересовался Костя.

— А я знаю? Так прозвали, — парень задумался, — может, потому шо… Нэ знаю.

Команда сноровисто ссыпалась из кузова.

— Да, а больница-то, в какой стороне?

— А, да. Пидэтэ ось туда, там вулыця будэ, Центральная, по левой сторони, прямо, километра полтора. Мимо не пройдэтэ, ну, мабуть, спросить там у кого.

— Спасибо большое, выручили вы нас. И за обзорную экскурсию тоже. А как вас зовут, молодой человек? — спросил Шноль.

— Сашко. Сашко з Чёрного двора, — шофёр хохотнул и запрыгнул в кабину.

— Сколько мы вам должны?

— Шо? Та ну вас! — шофёр Сашко, смеясь, со скрежетом включил передачу, весело кивнул и укатил по своим делам.

 

Шноль огляделся. Та самая школа виднелась лишь утопающей в зелени высоченных тополей двускатной крышей, горящей на солнце зеркалом недавно положенного листового железа. Людей поблизости не наблюдалось, стало быть, можно было произвести необходимые действия по рекогносцировке.

— Лёха, пускай голубя.

— Есть. Площадь?

— Пятёрочку ставь.

Клоков открыл дерматиновый портфель, который всё это время держал при себе. Из него вынул серую папку, а уже из неё — лист плотной бумаги. Ловко сложил его по едва заметным пунктирным линиям, и получился ладный бумажный самолёт. Потом вынул из кармана пиджака сигаретную пачку, выбрал две нужные сигареты, ошкурил их от бумаги и прикрепил чёрные цилиндрики на подвижные консоли под плоскостями бумажного голубя.

— Ставлю аппаратуру, Яков Львович.

— Добро, — Шноль дёрнул бровью, — зачем лишние согласования? Тебе сказано, пускай птичку, так и работай. Как дети, честное слово…

Алексей Клоков достал из потайного кармашка пиджака маленький, не больше игральной кости, пластиковый кубик, отодрал от одного из его рёбер защитную плёнку, и прилепил куб на фюзеляж бумажного самолёта.

Сделал два шага и резко махнул рукой. Самолётик взлетел, и тут же из-под его крыльев показались две тонкие полоски белого дыма, быстро тающего в июньском мареве. Белая птичка рванулась вперёд и вверх. Теперь она облетит квадрат со стороной в пять километров, центром которого сейчас являлись Шноль и его подчинённые. Дрон снимет на фото и видео всю округу в пределах означенного квадрата, все значительные объекты, особенности ландшафта, складки местности, передаст всю информацию на пульт управления, замаскированный под портсигар Шноля, и немедленно самоуничтожится. На землю опустятся лишь невесомые хлопья сгоревшей бумаги и оплавленный кусочек пластика, в котором даже специалист не разглядит ничего сколь-нибудь интересного.

— Ну, давайте прогуляемся до объекта, — Яков решительно двинулся по дорожке к школе.

Прошли какие-то строения, явно жилые дома с двориками. Встречались и люди, они с любопытством поглядывали на незнакомцев и приветливо кивали, здороваясь.

— Ух ты, а это что, неужто, колонка? Я такую в кино видел.

— Она самая, и очень вовремя.

Сейчас только все трое осознали, как хочется пить. Больше часа на жаре, а фляжку с водой прихватить никто не догадался.

У колонки молодая черноволосая очень красивая женщина набирала воду в ведро, повесив его на крючок пусковой ручки.

— Добрый день, напиться позволите?

— Здравствуйте. Пейте, конечно, кто ж против, — женщина сняла полное ведро, посторонилась, пропуская мужчин, но уходить не торопилась. Интересно же, кто такие они есть, откуда и зачем.

Напились по очереди, на ходу приспосабливаясь к новому для себя навыку. Облились, конечно, но в такой зной это было даже приятно. Вода оказалась очень вкусной, холодной и бодрящей.

— Ух, давно такой вкусноты не пробовал, — Шноль напился последним, как хорошему командиру и полагается. — Спасибо.

— Да мне-то за что? Вода общая, пей, кто хочешь, на здоровье.

— Я так понимаю, вы здешний житель? Не подскажете ли, как нам в школу попасть? Мы с ответственным поручением из Белгорода, а школа, как нам сказали, закрыта сейчас.

Подошёл невысокий, крепкий мужчина с годовалым ребёнком на руках.

— Людмила, возьми Светлану Николаевну.

Он, по-простецки улыбаясь, протянул всем троим по очереди крепкую ладонь для рукопожатия и представился:

— Калашников Николай.

Мужчина располагал к себе простотой, но Яков обратил внимание на мелькнувший на секунду цепкий настороженный взгляд.

— Так что вас интересует?

— Я уже говорил вашей супруге, мы из Белгорода, в командировке тут. Вот, удостоверение.

Шноль вытащил из нагрудного кармана пиджака красную книжицу, должным образом изготовленную и соответственно состаренную.

 

— Министерство культуры, отдел охраны памятников старины. Шноль Яков Львович. Это мои коллеги, Клоков и Бердзенишвили. Нам бы в школу пройти. Необходимо осмотреть состояние несущих стен.

Калашников вернул корочку.

— В выходной день?

— Так получилось, — Яков развёл руками.

— Сейчас урегулируем вопрос. Нина! — позвал мужчина. — Она в школе завхозом, ключи у неё, — пояснил.

Скрипнула калитка ближайшего двора, вышла женщина лет сорока.

— Нин, тут товарищи из министерства культуры в школу пройти хотят.

— Хотят — пройдём. Сейчас, ключи возьму, — женщина хлопнула калиткой, но быстро вернулась. Она подошла к гостям и, безошибочно определив главного, кивнула без улыбки:

— День добрый, пойдёмте, товарищи аж из самого министерства.

У колонки остались стоять Николай Калашников и его супруга Людмила с дочерью Светланой на руках.

— Видала этих, из министерства культуры? Смешно.

— Что тебе смешно? Люди как люди.

— Ага, люди. Эти культурные рельс узлом завяжут. Культурные они…

— Ой, Коля, вечно ты нос не в своё дело суешь, а потом…

— А я что? Мне всё равно. Обедать будем, нет?

 

Хозяйка ключей отперла высоченную тяжёлую дверь, потянула на себя, противно заскрипела пружина. Женщина-завхоз виновато развела руками:

— Смазывай, не смазывай — скрипит, уже и привыкли все.

— А мне нравится, — вставил реплику Алексей, — этому зданию даже подходит такой звук, навевает мысли о глубокой старине, о веках, что пронеслись над этим местом, о таинственных тенях, скрывающихся в укромных уголках чердака…

— Не обращайте внимания. Это наш младший научный сотрудник Клоков. Трудится по велению сердца, романтик.

— Ничего, со всяким бывает, — пожала плечами Нина, — вы заходите. А что вам там смотреть?

— Мы комиссия. Осматриваем несущие стены старинных зданий, по области катаемся, вот к вам заглянули. Есть мнение передать здание вашей школы под охрану государства, как памятник старины.

— Что ж, дело хорошее, смотрите. Сейчас направо.

Прошли под тяжёлой дубовой лестницей с резными перилами, ведущей на второй этаж и далее, видимо, на чердак. Свернули в коридор.

— Здесь у нас раздевалка, напротив — музыкальный класс. Тут буфет. Что вас интересует?

— Актовый зал. Простите, нас не представили, Яков Львович Шноль, а как я могу к вам обращаться?

— Нинель Марковна.

Шноль с интересом смотрел на красивую женщину, что-то отмечая для себя в чертах её лица.

— Цахараим товим, хавер шели, мах шломех?

Женщина пристально взглянула на Якова и покачала головой:

— Я не говорю на этом языке. Вот, актовый зал здесь.

Не очень и большой зал: три высоких окна с широченными подоконниками, на стенах портреты космонавтов, исполненные в графике. И вот она, западная стена.

— Константин Отарович, будьте добры, свяжитесь с Рыбаченко, узнайте, что там с гостиницей для нас, — Шноль произнёс заранее оговоренную фразу. — Нинель Марковна, где здесь телефон?

— В учительской.

— Пожалуйста, проводите нашего сотрудника.

Женщина кивнула, сделала приглашающий жест и вышла.

— Номера четырёхзначные, в Белгород звонить через добавочный. Попросишь оператора соединить с двузначным номером. Телефон дисковый. Импровизируй не менее четырёх минут.

— Помню я, — Бердзенишвили быстро вышел из зала.

— Начали, Лёша. Твоя левая половина, моя правая.

Коллеги вынули из портфеля небольшие металлоискатели, изготовленные в виде карманных фонариков, работающие в том числе и как фонари.

Некоторое время они сканировали каждый свою половину стены, медленно и тщательно, от пола до потолка и обратно, водя невидимыми лучами по окрашенной поверхности и по портретам с ликами славных парней с геройскими звёздочками.

«А ведь они все живы ещё, даже Гагарин. Мало того, молоды, крепки телом и духом, готовы к новым подвигам, — думал Яков. — И никто из них не знает, что там впереди их ждёт. Стоп, отставить лирику, Яшка. Работай».

— Что у тебя?

— По нолям, Яков Львович, а у вас?

— Так же. Ладно, закругляемся. Пустышка. Сбрехал Харитоненко, хоть о покойниках плохо и нельзя.

— Может, повторим?

— Нет, время выходит. Сейчас хозяйка вернётся, подумает: «Вот, чудики, фонариками невключенными по стенкам светят. Белым днём».

— Нет здесь ничего.

Вернулись Костя и Нинель Марковна.

— Мы здесь закончили, теперь пройдёмся бегло по другим помещениям, и всё. Проводите нас?

— Пойдёмте.

Смотрели стены в классах, в коридорах, поднимались на второй этаж. Всё время совещались, мерили рулеткой, сыпали специальными терминами, в которых и сами не смыслили, записывали в тетрадь какие-то цифры. Всё для вида, конечно.

В одном из классов первого этажа, одно из окон оказалось приоткрыто.

«Везде и всегда бардак», — подумал Шноль и хозяйственно закрыл окно на шпингалет.

 

— Костя, посмотри, пожалуйста, что там у нас со связью с базой, — попросил Шноль, когда они вышли из школы, а Нинель Марковна, заперев скрипучую дверь и попрощавшись, ушла.

— Минуту, Яков Львович, смотрю. Так, время: через шесть минут открывается десятиминутный портал. Произвожу локализацию точки.

Бердзенишвили откинул циферблат своих наручных, на простом кожаном ремешке, часов со стрелками. Под циферблатом открылся ещё один — с цветными электронными символами, цифрами и стрелочками, меняющими направление. Костя повертелся, всматриваясь в «часы», и решительно указал ладонью курс:

— Туда.

Тут все трое и опешили немного.

— Ох, как мы сразу-то не приметили? — Шноль, удивлённо присвистнул. — А ну, пошли.

Вся команда прошла по дорожке небольшого школьного парка к трём огромным раскидистым дубам, поднявшим на высоту метров в двадцать пять свои гигантские кроны, покоящиеся на исполинских морщинистых стволах. Два дуба росли совсем рядышком, а третий чуть в стороне, метрах в трёх от них. И между тремя великанами образовалась уютная площадка.

— Держу пари, этот пятачок на переменках самое оживлённое место в школьном дворе, — Яков с интересом разглядывал площадку. — Лёха! А ну, слазь быстро, младший научный сотрудник!

Клоков был уже метрах в трёх над землёй и продолжал подниматься, ловко перебирая ногами и руками между стволов двух близко растущих братьев-дубов.

— Сейчас, шеф, я вон до той ветки доберусь, а с неё уже и до той, толстой, рукой подать…

— Считаю до трёх, и ты уволен. Раз!..

Клоков спрыгнул, с сожалением поглядывая вверх и отряхивая ладони.

— Мальчишка, гопник, балбес, — беззлобно отчитал подчинённого Шноль.

— Ну, что у тебя, Костик?

— Это здесь, Яков Львович, прямо между дубами. Портал открыт.

— Да уж, кто у нас романтик-юморист, так это Аверкин, — Яков вынул из кармана блокнотик и ручку. — Ну-ка, верхолаз, спину давай.

— Лёша Клоков послушно наклонился, и Шноль, положив ему на спину блокнот, быстро набросал на листке: «Выход по графику. У нас всё нормально. С дубами — молодец, порадовал».

После этого вырвал лист с запиской и положил его на землю в центре площадки.

— Отошли на три метра, орлы.

Бердзенишвили нажал на своих часах неприметную кнопку. Секунд через сорок мелькнуло слабое и быстрое фиолетовое свечение, и всё. Записка уже в центре.

— А теперь в морг, коллеги.

 

До больницы и вправду добрались быстро и спокойно, Сашко с Чёрного двора маршрут набросал довольно точно. У мужичка, катящего по больничному двору тележку с алюминиевыми баками, на которых красной краской было намалёвано «Пищевые отходы», справились, где морг. Тот меланхолично махнул рукой в сторону небольшого одноэтажного строения.

Дверь морга была заперта. Шноль постучал. Тишина.

— Ну да, суббота же у них тут, — разочарованно протянул Костя.

— Какие мысли, коллеги? — Яков Львович думал, прикидывал возможные и невозможные варианты. — Устроим мозговой штурм?

И в этот момент дверь морга отворилась. В дверях стоял моложавый лейтенант милиции, сухощавый, с рыжеватыми волосами, одетый в форму этого времени, но без фуражки. Он казался напряжённым и немного злым. Оглядел всех троих, чуть остановив взгляд на Якове, и лицо его стало заметно растерянным, недоверчивым. Потом оно вернуло свое казённое выражение.

— Слушаю вас внимательно.

— Мы, собственно, из Облздрава с комиссией здесь. Эй, вы что!

В живот Шнолю смотрел милицейский «Макаров».

— Тихо стоять, не дёргаться. Медленно по очереди документы достаньте, и мне.

— Товарищ лейтенант, это какая-то ошибка, уберите оружие, что вы?

— Стой смирно. Руки всем на виду держать. Ты, блондин, два шага влево. Спокойно, и всё будет хорошо.

— Лейтенант, не делай глупостей, — Яков решил сменить интонацию и образ. Ошарашенный неожиданностью интеллигент из Областного Управления Здравоохранения превратился в уверенного в себе хваткого мужчину.

— Я майор Шноль из госбезопасности, это лейтенанты Бердзенишвили и Клоков. Документы в карманах. Достаём по очереди и медленно, как просил. Я первый, — Яков неторопливо опустил руку в правый нагрудный карман пиджака, по правде сказать, сомневаясь, что именно там лежит нужная корочка... вроде там. — Ознакомьтесь.

Милицейский лейтенант читал, взглядывал на Шноля, на фото в удостоверении, снова на Якова, уже не зло, а опять удивлённо и растерянно. По нему было видно, что сейчас он озадачен, обескуражен, в общем, как принято выражаться, испытывает когнитивный диссонанс.

Наконец он, видимо, приняв какое-то решение, вернул удостоверение Шнолю и спрятал пистолет в карман своих форменных брюк.

— Товарищ майор, — лейтенант ещё на секунду замялся, — а вы меня совсем не помните?..

 

Глава опубликована на портале Проза.ру в 2018 году.