Река, байдарка, саксофон

 

       Сведущие люди называют Латвию маленькой Швейцарией. Думаю, не без основания. У многих наша небольшая страна ассоциируетс с Ригой и ещё парой-тройкой городов: Даугавпилс, Лиепая, Вентспилс…

       Но это малая часть того, что называется Латвией. Есть ещё удивительные реки, голубые озёра и величественные хвойные леса. Захватывающие своей красотой ландшафты Сигулды. Взморье с ласковым песком, готовым стать причудливым замком или скульптурой. Изящные, строгие скверы и парки в городских лабиринтах. Каждый Латвийский уголок несёт свою атмосферу, историю, характер…

       Даугава, самая большая река Латвии, оставила во мне противоречивые чувства. Она величава и красива, но при встрече с человеческой глупостью становится суровой и непредсказуемой…

       ...Два молодых парня — я и мой друг — плывём в лодке. Я предупреждаю:

       — Гена, с борта не прыгай, здесь большие камни, можно разбиться…

       Сам тут же становлюсь на нос лодки и на глазах у изумлённого приятеля ныряю вниз головой. Тупой удар, искры, мрак... и глубокий пролом черепа в двух местах. Очнулся после операции.
       Потом Гена в красках описывал мой бзик:

       — Смотрю, взгромоздился на нос лодки. Думаю: а чего это он? Прыгать же нельзя… ну ни хрена себе сиганул! Смотрю на воду, а тебя нет. Минуту нет, две… в голове одна мысль: жопа! Ещё минута, и вижу: вынесло на середину реки спиной кверху. Догнал на лодке, еле-еле вытащил — тяжёлый, зараза, и весь в крови. На берегу перевязал голову майкой, сверху рубашкой, уложил на травку, а сам бегом к дороге. Остановил какой-то бусик, мы с водилой тебя закинули — и в больничку. А там глянули — и сходу на операцию. Ну и юмор у вас, батенька!

       — Да я просто предупредить хотел, что прыгать нельзя…

       — Считай, что это у тебя получилось. А сам-то зачем в воду бросился?

       — А фиг его знает…

 

       Вот так красавица Даугава стала моей крестницей в процессе обретения ума.

       Потом мне часто приходилось бывать на её берегах и любоваться закатом.      Один раз даже попытался высказать ей свою признательность:

       — Спасибо тебе за жизнь. Если бы не твоё милосердие, я бы не встретил свою жену. У меня не было бы ни дочери, ни сына. И саксофон бы мой молчал. Ты великодушна, красавица Даугава. Многим ты спасла жизнь и многих упокоила. Твои берега помнят и смех, и плач, воздыхания влюблённых и стоны убиенных. Ты омывала тела грешников и самоуверенных нечестивцев. Твои величественные воды хранят вековые тайны латышского народа. Будь благословенна, красавица, да хранит тебя Природа-Матушка…

       Моё высокопарное бормотание вызвало интерес у одинокого рыбака, спрятавшегося в кустах с бутылкой водки и бутербродами. Удочка, неоспоримое вещественное доказательство, подпёртое рогатиной, сиротливо стояла на посту. Издали этот шлагбаум давал понять: место застолблено, у нас всё серьёзно, так что, валите, ребята. В своём проникновенном монологе я этого знака не заметил и оказался слишком близко к зоне отчуждения. Обеспокоенный хозяин территории подал голос:

       — Э, парень, ты чего? Вчера перебрал или сегодня не дотянул? А может, глюки? Обкурился, что ли? — любопытничал мужик со стаканчиком в одной руке и смачным куском докторской колбасы на тонком ломтике белого хлеба в другой. В ногах стояла открытая бутылка водки, рядом рюкзак, из которого выглядывала нетронутая головка ещё одного «пузырька»...
       «Ба, да это настоящая рыбалка! Оснастка — что надо!» — подумал я, и тут же поспешил успокоить потревоженные кусты:

       — Да нет, это я с умным человеком разговариваю. Роль учу. Актёр я, завтра спектакль.

       Кусты многозначительно крякнули и выпустили из лёгких воздух:

       — Ух, злая, собака!

       И тут же, чавкая, дали визу в «Шенгенскую зону»:

       — Ты, парень, того, не обращай на меня внимание. Я, это, рыбак здесь. Занимаюсь ловлей. А сейчас у меня санитарный час. Карантин на минуточку, чтобы смазать удочку…

       И кустарник вдруг загоготал басом на собственный каламбур:

       — Га-га-га-га-га-а!

       Противоположный берег подхватил эстафету, и эхо кругами понеслось над чистой гладью реки:

       — А-а-а-а-а-а! — словно давая понять: ребята, не увлекайтесь!

 

       Я успел познакомиться со многими Латвийскими реками. Они всё ещё хранят в своих водах трагические истории и проказы нашей необузданной молодости.

       Вента навсегда унесла с собой душу нашей компании, спортсменку, комсомолку, активистку и красавицу — Марину. Перевернувшись на байде, она головой застряла между камнями. Спасти не удалось…

       На Лиелупе бедой обернулся наш мальчишник. Изрядно приняв на грудь, решили искупаться голышом в ночной реке. Будущего мужа, у которого свадьба намечалась через три дня, нашего друга Женьку, рассёк пополам винт проходившего теплохода…

       Гауя в ночь на Лиго забрала моего однокашника Руслана. Злую шутку сыграло коварное двойное дно, и найти его так и не удалось. Для родителей сын навечно пропал без вести. Они ждали чуда до последнего. Первой к сыну отправилась мама, через год решил воссоединиться с семьёй отец. Теперь они вместе…

       Я не обвиняю латвийских водных красавиц. Просто искренне прошу прощения за безрассудство и нашу легкомысленную молодость.

 

       Салаца. Чудесная «домашняя» река. Мы с женой спускались по ней на байдарке бесчисленное количество раз. Главное условие нашего заплыва — саксофоны. Ни одна студия звукозаписи не способна подать этот инструмент так, как он звучит в русле её берегов.

       Сканяс калнс (Поющая гора) — жемчужина Салацы. Ласточкины гнёзда её берегового склона дают эффект преломления звука. Мы подплываем и начинаем играть. Наложение звуков разной высоты рождает интересную гармонию. Кажется, что звучит группа саксофонов. И на этом фоне я начинаю рисовать мелодию…

       Время словно остановилось. Сказочная звуковая феерия поднимается по спирали всё выше и выше и вдруг мощным аккордом обрушивается вниз, на воду. А склон даёт новый импульс, и саксофон летит над берегом, преломляясь в звук электронного инструмента, и уже сам Космос становится творцом в формировании волшебного шедевра. Буйство звуков и неуёмность фантазии захватывает нас в плен музыкальной магии. Последняя нота в пианиссимо медленно уплывает вдаль по водной глади реки, а мы, заколдованные, оказываемся в объятиях тишины. Но и она вдруг взрывается — с берега несутся аплодисменты и крики «браво!»…

       Надо же, пока играли, подъехал автобус с людьми и машина с новобрачными. Свадьба! Играем для молодых Love Story. Течение медленно уносит нас от волшебного склона, но мы играем, отдавшись на милость Салацы, а музыка уплывает вниз по реке, опережая нас на много километров…

 

       Однажды мы едва не прозевали порог. Спохватились в последний момент и чуток не вписались в язык течения. Раздался характерный скрежет по днищу: зацепили камень, словно по лезвию бритвы прошлись. Вода начинает заливать наше судёнышко. Изо всех сил гребём к берегу. Успеваем причалить. Груз, а главное — саксофоны, не пострадали. Лодку залатал, тёплый ветер и солнышко нас обсушили, а плыть дальше не хочется. Решили разбить палатку и переночевать. Полянка маленькая, но уютная. Даже кострище с рогатинами есть…

       Ночь окутала нас полнолунием, тишиной и звёздами. Серебристые лучи ночного светила пробивались сквозь графику замерших крон. Руки сами потянулись к саксофону. Мелодия родилась с первых звуков и тут же стала набирать силу. В резонанс вступало всё — вода, лес, гора на другом берегу, небо. Всё звучало, изменяя пространство. Ожившая графика ветвей стала танцем, языки пламени костра плясали ему в такт. На наших глазах оживала волшебная звуковая иллюзия.

       Жена притихла мышонком с круглыми глазами и блаженной улыбкой. Она боялась пошевелиться, боялась спугнуть ночное волшебство. А звуковые волны вибрировали, пронизывали иголками тело. Казалось, что в звуках музыки слились Земля, Вселенная и мы. Всё стало единым…

       Я закончил играть, и нас накрыло тишиной. Такое чувство, что над головой стеклянный колпак. Никто не стрекочет, не ухает, не шуршит, не попискивает. И только мы, два психа у костра, сидим спина к спине, пялимся в ночное небо и тихо мурлычем незамысловатую мелодию…

       И мы дождались. Колпак вдруг стал увеличительным стеклом, небо приблизилось к нам вплотную и началось необыкновенное звёздное шоу! Не дыша, не отрывая глаз от небесных светил, ложимся навзничь. Какое буйство красок! Какие взлёты и падения! Впервые в жизни мы видели настоящий танец звёзд, да ещё в объёме всего небесного пространства…

       Млечный путь как на ладони. Космический хореограф работает в полную силу своего таланта. Вон летят две звезды навстречу друг другу. За каждой желтоватый шлейф. Встретились, закружились волчками и тут же разлетелись в разные стороны. А вокруг — разноцветный хоровод…

       Внезапно танец превращается в догонялки. Летит одна звезда, за ней — другая, сверху — третья, сбоку к ним устремляется четвёртая. И все они разноцветные! Настоящий калейдоскоп. Ещё момент — и всё взрывается фантастическим фейерверком…

       Времени не существовало, оно исчезло. Мы оказались во власти ликующего Космоса. Вселенная словно благодарила нас за музыку и в ответ дарила свою силу, красоту и величие…

       Мы были потрясены. Этот необыкновенный звездопад стал для нас откровением: всё в нашем мире связано с Вселенной! А люди — всего лишь песчинки этого Мироздания.

 

       Плывём дальше…

       На Салаце есть одно место, где река протекает между большими холмами и звук получает двойное преломление. Резонируя от одного холма, он даёт саксофону тон для посыла следующей ноты. И опять летит ответ с противоположного берега. Достаточно одного выстроенного аккорда, чтобы фантазия для соло включилась на полную катушку.

       Гармония формируется небом?..

       Этот фокус я так до конца и не понял. Саксофон даёт звук на один берег, реверберация с задержкой идёт от другого. Но каким образом он попадает на небо и возвращается оттуда аккордом?

       Может, дело в особенности расположения берегов? Один — высокий, скалистый, а на втором — равнина, которая метров через пятьдесят упирается в скалу. Природная акустическая ловушка расщепляет звук и рождает фантастическую мелодику, которая летит на много километров вниз по реке. Причём с необъяснимым двойным эффектом: звук стелется по воде и с задержкой опускается с неба. Чистая шиза…

       А представьте, если музыка звучит ночью и в звуковую зону попадают случайные люди? Это шок. Ну какому нормальному человеку придёт в голову, что в два часа ночи какой-то псих плывёт на байдарке и запускает в небо ноты? Тем более что псих и его байдарка далеко и человек их не видит…

       Ночь, хутор. Проснулся человек, вышел по нужде во двор, а тут на него музыкальная лавина обрушивается. Столбняк полный. Дай бог бедняге свою нужду до места донести. Ведь слышать-то он слышит, но понять не может. Что это? Откуда? Знамение или галлюцинация? А вдруг ангелы трубят и конец света наступает? Страшно... и красиво…

 

       Таким нечаянным слушателем оказалась хуторянка Эльза семидесяти лет. Когда-то она пела, поэтому уловила, что звук идёт с реки. Эльза присела на скамейку, что у самой воды — скамейку сделал из бревна большого дерева её заботливый муж, — и стала слушать концерт ночного неба. Звук всё усиливался, и в лунном свете старушка увидела силуэт лодки, в которой плыли двое, и один из них играл на каком-то инструменте. Музыка её заворожила, и она медленно двинулась вдоль реки вслед за мелодией. Потом остановилась и долго слушала, как звук уплывал всё дальше и дальше…

       Через год мы встретились лицом к лицу. Получилось так, что из-за дождя нам пришлось сделать вынужденную стоянку на том берегу. Пока я занимался палаткой, Нина пошла на хутор за парой сухих полешек для костра. Вернулась и с полешками, и с картошкой, и с настоящим крестьянским хлебом.

       Так она познакомилась с Эльзой и её мужем Карлисом. Когда старички узнали, что мы — виновники прошлогоднего музыкально-небесного чуда, то изъявили желание утром прийти к нам в гости.

       И пришли!

       Впереди, в тёмных стильных брючках, белой блузке и наброшенной на плечи вязаной кофточке, шла Эльза. В руках — сногсшибательный букет. За ней степенно вышагивал Карлис — в костюме, при галстуке и с большой, набитой доверху домашними продуктами, корзиной. Колбаса, сыр, мёд и малиновое варенье! Овощи, масло, свежеиспечённый, ещё тёплый, хлеб и бутыль самодельного ягодного вина! Нет, такое нам и не снилось…

       Если бы не сапоги, наших старичков смело можно было принять за городскую пару.

       — Мы до пенсии в Риге жили. А на хуторе уже пятнадцать лет, — произнесла старушка, будто угадав мои мысли.

       Долго мы общались с этими милыми людьми. Перед прощанием дали концерт для наших, уже ставших родными, зрителей. Надо было видеть их сияющие глаза! У Эльзы от избытка чувств по щекам лились слёзы…

       Тогда впервые в жизни я понял, насколько дороги вот такие минуты общения.

       Никогда бы не променял наших двух старичков на любой битком набитый концертный зал...

 

Отрывок опубликован на портале Проза.ру в 2016 году.