Буря

 

Морозы не отпускали три дня, и три дня Лёшка не ходил в школу. За это время он построил снежную крепость.

Было утро. По радиоприёмнику Лёшка жадно слушал сводку погоды. Едва диктор объявил, что занятия в начальных классах отменяются, как Лёшка закричал:

— Ура! Отменили! — и выскочил из дома.

Предупреждение диктора о том, что во второй половине дня ожидается буря, Лёшка пропустил мимо ушей.

 

Обходя крепость, он похлопывал по стенам. Кирпичи, выпиленные из снежного наста, сидели прочно. «Хорошо, что мороз! — думал он. — Через пару дней как камень будет».

— Шатов! — окликнули издалека. Лёшка поднял голову. На мосту на дороге стоял Вовка Раднер, его одноклассник.

— Чего тебе?

— Жильцовы дома?

— Не-а. В Лабытнанги, — ответил Лёшка.

— А ты постучи.

— Говорю: не приехали. Сам стучи.

Жильцовы были Лёшкины соседи. Жили через стенку. Вовка мялся. Его нарочно послали узнать, почему Жильцовых нет на репетиции. Они ставили танцевальный номер для концерта.

— Глянь, какая крепость! С подземным ходом! — говорил Лёшка. — Дуй сюда.

— Некогда, — сказал Вовка, отмахнувшись. — Репетиция!

— Сыграешь ты своего фрица.

— Когда появятся, скажи, что их ждут в клубе!

Вовка убежал. Лёшка фыркнул: артист! У Вовки был коронный номер. В сшитом матерью офицерском мундире, он играл роль пленного немца, которого допрашивали партизаны. Смешно было.

 

Лёшка сбегал в дом, погрелся и снова на улицу.

Между тем совсем рассвело. По дороге шли двое мальчиков. Лёшка позвал их. Это были первоклашки Сима Корнейчук и Ваня Калинкин.

— Видали? — сказал Лёшка подошедшим мальчикам. — Моя крепость.

— Ух ты! Здоровско! Сам делал?

— А то!

Он показал, где ножовкой распиливал наст на кирпичи, а затем разрешил Симе и Ване исследовать подземный ход.

— А давай в войнушку! — предложили мальчики, выбравшись из подземного хода. — Ты в крепости, а мы нападаем.

— У вас оружия нет, — сказал Лёшка: играть с младшими его не манило. Он победил бы их одной левой.

— А мы сделаем! — настаивали мальчики.

— Так и день кончится.

 

Лёшка с тоской смотрел на своих юных товарищей и вдруг вспомнил, как Вовка Раднер рассказал ему о домике на острове.

— А кто хочет в полярную экспедицию? — спросил Лёшка.

— Я! — поднял руку Сима.

— Я! — согласился Ваня.

— Отлично! Пойдём через реку. На остров.

Ваня и Сима переглянулись: лучше бы полярная экспедиция была поближе.

— Пацаны, там стоит заимка, настоящая, охотничья. Понимаете? Дрова, печка, ружьё, патроны... Еды навалом! Живи, как Робинзон Крузо!

 

Глаза у ребят разгорелись. Решили выступить — немедля и тайно от родителей.

Спустя пять минут трое мальчиков бодро шагали мимо Клуба геологов. Фасад, обитый дощечкой в «ёлочку», был украшен гирляндами из подкрашенных лампочек. На фронтоне горела надпись «С новым годом! 1965». А ниже на красном полотнище было написано: «Вперёд, к победе коммунизма!» Изнутри доносилась песня:

 

«Утверждают космонавты и мечтатели,

Что на Марсе будут яблони цвести...»

 

Сима предложил посмотреть репетицию, но Лёшка твёрдо сказал:

— Сперва остров.

Они спустились на реку. Мороз, как тёркой, царапал щёки. Остановились, лица завязали шарфами, оставив щель для глаз, штаны выпустили поверх валенок, пальто застегнули на все пуговицы. Неожиданно вокруг потемнело, задул ветер, и хлопьями повалил снег.

— А по радио сказали: будет буря, — проронил Сима.

— Да врут всё, — сказал Лёшка. — Вперёд, пацаны! К победе коммунизма!

Снег сыпал и сыпал, и вскоре мальчики не видели перед собой ничего, кроме белой пелены. Справа раздался звук автомобильного мотора. Там был «зимник» на Лабытнанги. Машина уехала, стало тихо. Мальчики снова были одни. Ветер толкал в спину, будто подгонял.

— Ноги сами идут! — радовался Лёшка.

— А ружьё правда есть?

— Спрашиваешь! Это ж охотничья заимка! А кто Новый год любит?

— Я! — поднял руку Сима.

— Я! — подтвердил Ваня. — Мы с папкой в Новый год будем салют пускать из ракетницы.

— А мы «бенгальские огни» будем жечь! И хлопушки бабахать.

 

Дыхание на морозе сворачивалось в клубок пара, и на ресницах, шарфах и шапках вырос иней. Снег облепил мальчиков. Казалось, движутся три белых призрака. Лёшка захлёбывался от восторга: какой ветер, какая сила! Хотелось оторваться от земли, лететь и кричать во всё горло.

 

Ветер переменился. Теперь он бил в лицо. Мальчики примолкли. Всё чаще кто-нибудь застревал в сугробе.

— Есть хочу, — объявил Ваня. — Хочу домой! Я замёрз.

— Не ной, — сказал Лёшка делано бодрым голосом. — Скоро придём. Печку растопим, поедим, согреемся…

Откуда-то донеслось завывание.

— Волки! — вскрикнул Сима. Остановились, прислушались. Это выл ветер.

 

Лёшка первым стронулся с места. Похлопал рука об руку — варежки стучали, как каменные. Чтобы согреться, он усердно шевелил пальцами на ногах и руках и представлял себе, как они всей семьёй придут на Новый год к Жильцовым. С ними весёло. Артисты! Лёшка передёрнул от холода плечами и обернулся. За ним шёл один Ваня. Лёшка спросил:

— Где Сима?

Ваня развёл руками. Стали искать. Снег бил по глазам то слева, то справа. Симу нашли в сугробе.

— Чего расселся? — спросил Лёшка.

— Устал. Отвали.

— И я тоже устал, — подхватил Ваня. — Не пойду. Надоело.

— Вы что, пацаны, — растерялся Лёшка, — немного ведь осталось... Сима, Ваня...

Его не слушали. Ваня помог Симе встать на ноги, и они двинулись прочь.

 

— Вы хоть знаете, куда идёте? — сказал Лёшка, и вдруг как будто над ухом услышал: «А сам-то знаешь?» Он вздрогнул и оглянулся: никого! Померещилось. Стало страшно. Он нагнал мальчиков. Побрели вместе. Счёт времени был давно потерян. Ваня упал, а когда его стали поднимать, то он залепетал, растягивая слова:

— Спать хо-чу... Отста-ань-те!..

— Дурак, окочуришься! Вставай! Кому говорю, вставай, скотина!

 

Грязно ругаясь, Лёшка толкал и бил Ваню ногами. Сима, оглядываясь по сторонам, выл в голос:

— Куда ты завёл... Мы пропа-а-али... Куда ты завёл...

— Заткнись! Помоги лучше.

Они подняли Ваню и повели под руки.

— Где мой дом? Где? — спрашивал Ваня, заплетающимся языком. — Где мой дом?

 

Они остановились. Не было не видно ни зги. Лёшка думал: когда они шли по реке, в самом начале, ветер толкал в спину, потом он дул в лицо, а теперь... Теперь ветер отовсюду выскакивал из кромешной мглы и швырял в глаза пригоршни снега.

Лёшка повёл плечами. Холод пробирал до костей. Лечь бы теперь, укрыться с головой, и будь что будет... Вдруг откуда-то справа донёсся будто бы звук мотора.

— Слышите! Вон там, — встрепенулся Лёшка. — Машина, слышите? Зимник! Эгей! Мы здесь!

Волоча ноги, мальчики бежали на звук. А мотор внезапно умолк. Несколько минут кто-то жал на клаксон, взывая о помощи. Потом и этот жалобный, смертный стон пресёкся.

 

Мальчики вслепую двинулись туда. Ветер отрывал их от земли. Чтобы не опрокинуться назад, они шли, наклоняясь под острым углом. Силы были на исходе. И вдруг Лёшка почувствовал под ногами твёрдый наст. Дорога! Мальчики ухватились друг за друга, чтобы не сбиться с пути. А когда в полумраке проступили городские огоньки, они даже не обрадовались. Дошли!

 

Мальчиков давно хватились. Хотели народ поднимать, да не знали, где искать. Кто бы думал, что они пойдут за реку. Когда Лёшка переступил порог дома, то Нина вскрикнула: «Живой!» — и бросилась его раздевать. Штаны упали на пол с жестяным звуком. С тем же звуком брякнулись варежки и пальто.

— Что тебя понесло туда?

— Вов-ка Рад-днер сказ-зал, что там сто-ит... охот-тни-ччий дом-мик...

Лёшка стучал зубами, пальцы его не разгибались.

— Дурак твой Раднер. Где он видел?

— На острове... Как у Робинзона Крузо.

— Вот тебе остров! Вот тебе Робинзон Крузо! Я чуть не умерла! — Нина ремнём «выбивала дурь» из Лёшки.

 

Буран забрал-таки несколько жизней. Наутро нашли трёх студенток и шофёра. Они немного не доехали — до города оставалось метров триста. Замёрзли! Это их автомобиль слышали мальчики.

 

Позже нашли и Жильцовых. Они действительно торопились домой, в Салехард, чтобы успеть на репетицию, ехали по зимнику, пока буря не остановила. Шофёр остался в кабине, а Жильцовы пошли пешком. Шофёр замёрз в машине. Жильцовых нашли в снегу. Они лежали в обнимку. Ноги у Жильцова были укутаны шалью, которую носила жена Мила.

— Мы эту шаль вместе покупали, — вспоминала Нина, утирая слёзы, и говорила Лёшке: — Тебе три года было, не помнишь, наверно, как она тебя из бочки вытащила. С того света...

Несколько дней у Лёшки нестерпимо болели помороженные уши, нос и пальцы на правой руке. Сначала уши опухли и были похожи на большие пельмени, а потом кожа стала сходить полосками. Сима поморозил ноги, Ваня — руки.

— Взрослые люди пропали, — корила мать Лёшку. — И как это вы машину услышали?!

 

         Рассказ опубликован на портале Проза.ру в 2014 году.