Китайский фонарик счастья

     Заседание поэтической тусовки подходит к концу. На маленькую сцену поднимается Боря Ветров, известный в узких кругах как Чёрный Барон. Что подтолкнуло его подписывать так свои творения не знает никто — возможно, даже он сам. В нашем клубе почти у всех есть псевдонимы — каждый прячется за вымышленным именем и пишет доносы на самого себя. Мы встречаемся по пятницам и зачитываем друг другу свои творения.
      Боря сегодня такой харизматичный! Высокий, статный, с горящим взором и раскатистым баритоном. Энергично жестикулируя, читает наизусть давно знакомый мне поэтический текст.
      Юная Алечка сидит во втором ряду и с упоением слушает мэтра. Глядя на её серый свитерок, потертые джинсы и стоптанные сапоги, сразу скажешь, что она — самая обыкновенная московская студентка, которая слушает лекции днём, а по вечерам тусуется в районе Арбата. В нашей довольно взрослой компании она новичок.
      Делая паузу, Боря бросает юной поэтессе скупую улыбку. Та в ответ тоже улыбается и кивает хорошенькой головкой. Скорее всего, они друг другу симпатизируют.
      Я сижу в сторонке и украдкой наблюдаю за происходящим. У меня сегодня нет новых текстов, чтобы порадовать друзей-графоманов. Сёстры Эрато и Эвтерпа что-то давно не заходили ко мне в гости. От усталости я закрываю глаза и прислоняюсь к шершавой стене. Секунда — и я становлюсь моложе на четверть века, маленький полуподвал превращается в большую и светлую Коммунистическую аудиторию, а на сцену выходит высокий и статный человек с горящим взором и раскатистым баритоном. Он рубит воздух рукой и растягивает слова.
      Это тоже Борис, только другой. Так вот, оказывается, кого мне напоминает Боря Ветров!
      Как-то в середине перестройки Б. Е. приезжал к нам на факультет журналистики. Его к тому времени уже отстранили от руководства Московским горкомом и больше не давали площадок для выступлений. Послушать опального лидера собралось так много народа, что не все желающие смогли попасть в Большую Коммунистическую. Мне повезло — встреча была сразу после лекции по русской литературе, и я так и осталась сидеть во втором ряду. Я слушала Б. Н. и кивала в такт каждому слову.
Ах, с каким вдохновением он говорил о демократии и справедливости!
      И как мы ему тогда аплодировали…

      Так вот, Алечка заворожённо слушает Чёрного Барона. Тот же, в отличие от тёзки, вдохновенно презирает власть и обожание женщин. У него, например, есть такие строки: «Я ухожу от любовниц без слёз, без прощаний…» Как истинный поэт, он совершенно не вписался в наступившую эпоху. Поэты вообще плохо вписываются при жизни.
      Боре, как и мне, скоро пятьдесят. Чтобы в него влюбиться, нужна редкостная наивность или попросту глупость. Алечка в сером свитере страстно аплодирует истинному поэту.
      Почему-то серых мышек всегда привлекают харизматичные.
      Наша юная гостья учится на журналиста. От нашего подвала до здания на Моховой всего-то десять минут ходу. Наверное, Алечка, как и я когда-то, тоже мечтает о любви и славе. Впрочем, мы почти незнакомы, и я не вправе судить о ней.
      Я пытаюсь представить себя в сером свитере, джинсах и стоптанных сапожках, только на четверть века моложе. Интересовала бы меня политика? Демократия? Справедливость? Вряд ли. Мои нынешние студенты аплодируют лишь правильным лидерам, а в социальных сетях пишут о большой и светлой любви, которую им так хочется повстречать. Ещё они выкладывают свои фотки — на пляже, в ресторане и на профессиональных мероприятиях. Я ставлю всем «лайки» — мне правда очень нравится нынешняя молодежь.
      Юная Алечка — тоже отчасти сетевой персонаж. У неё ещё нет псевдонима, поэтому на известном портале она подписывает свои произведения просто «Аля Зайцева». На прошлом заседании она в первый раз представляла свои стихи оффлайн. Один, помню, был про несчастного старика, другой — про несчастного художника, а третий — про несчастного учёного и такого же несчастного учёного кота.
Помнится, я ещё подумала: какой-нибудь несчастный кот обязательно вскарабкается к ней на шею.
      Я приветливо улыбаюсь юной поэтессе, но она лишь отворачивается. Наверное, обиделась за критику.
      В прошлый раз мы устраивали друг другу «разбор полётов». Теперь я понимаю, что указывать неопытной сочинительнице на отсутствие рифмы и ритма было с моей стороны верхом жестокости.
      — Да откуда ты знаешь про несчастных в свои девятнадцать? Пиши, о чём знаешь, что сама пережила!
      Боря грудью встал на защиту Алечки:
      — Пусть пишет, о чём хочет! Это её право как автора. И не надо никого тут учить!
      Его поддержали и другие стихотворцы. Я была посрамлена со своим стремлением оценивать всех по справедливости.

      Заседание подходит к концу. Борис по-джентльменски помогает своей новой поклоннице облачиться в потёртый пуховичок, а сам вписывается в куртку секонд-хэнд. Широким жестом он закидывает за одно плечо длинный вязаный шарф, а за другое — старую спортивную сумку.
      Я смотрю вслед Але Зайцевой и Чёрному Барону. Из его чёрной сумки торчит что-то рыжее и круглое.
      — Тоже мне, Бродский нашёлся!
      Это поэтесса Натэлла. Она уже давно на пенсии и не пропускает ни одного литературного салона. У них с Бароном натянутые отношения. Она уже надела своё норковое манто.
      — А у меня для тебя сюрприз!
      В нашей тусовке принято обмениваться книгами. Кто-то готов подарить тебе свой новый сборник совершенно бескорыстно, а кто-то просит сто рублей и больше. Что делать! Издаваться по принципу «сам себе спонсор» выходит далеко не у каждого. У Натэллы вышло уже четыре книжки. Для нового диска она нашла не только спонсора, но и композитора.
      Мне жаль ста рублей, но не хочется обидеть приятную знакомую.
      — Напиши мне хороший отзыв на портале! — говорит она, протягивая «сюрприз».
Ничего не поделаешь — придётся расплачиваться пиаром. Творческая личность просто засыхает без комплиментов. Об этом лучше всех когда-то написал Окуджава: «Давайте говорить друг другу комплименты — ведь это всё любви счастливые моменты!»
      Конечно, я напишу ей приятные слова. Я надеваю свое потёртое китайское пальтецо:
      — Вам к метро?
      В центре Москвы этот вопрос звучит верхом глупости, особенно в среде пишущей братии. Я очень удивлюсь, если у кого-нибудь из завсегдатаев поэтических вечеров окажется собственное авто.
      На вечернем Арбате сияют неоном вывески магазинов. За большими окнами кафе заезжая и местная публика наслаждается общепитом. Вывески отражаются в мартовских лужах, точно разноцветные звезды. В Москве в середине марта очень переменчивая погода. Выходя из кафе на улицу, надо быть очень осторожным, чтобы не промокнуть или не поскользнуться.
      — А знаешь, — говорит Натэлла без всяких предисловий, — по-моему, эта новая девочка влюбилась в Чёрного Барона.
      — Да что вы! — делано удивляюсь я. — Не может быть!
      Мы цепляемся друг за дружку. Конечно, нам по пути.
      — Да, погодка! — вздыхает моя спутница. — С утра был дождь, а сейчас подморозило. — Так как ты думаешь, влюбилась или нет?
      Я уже жалею, что не свернула в другую сторону.
      Минуты две мы идём молча, точно поссорившиеся родственницы: и не разойтись, и не поговорить по душам.
      Вдруг приятная знакомая толкает меня под рёбра:
      — Смотри, вон фонарик счастья полетел!
      Задрав голову, я тщетно вглядываюсь в тёмное небо.
      — Да вон же, вон! За «Самоцветами», — направляет мой взор Натэлла.
      Я пытаюсь понять, что она имеет в виду:
      — Над старыми «Самоцветами»?
      Тридцать лет тому назад на Арбате был только один магазин, где продавали золото и драгоценности. Зато сейчас ювелирные на каждом шагу. Яркие баннеры в сияющих витринах обещают скидки на бриллианты. Как тут заметить маленький фонарик?
      Но я его замечаю!
      Оранжевый огонёк, точно восходящая звёздочка, медленно поднимается где-то над Кривоарбатским. Я вспоминаю, как такие же фонарики видела в позапрошлом году в Крыму. Там отдыхающие запускали их каждый вечер, а утром по всему пляжу валялись острые кругляшки из-под свечей. Один раз я сильно напоролась.
      — Да, — вздыхает Натэлла. — Вот так и мы. Когда что-то горит внутри, тебя словно вверх несёт. А как только потухнет — ты уже на земле.
      Я рада, что она переменила тему.
      — А Вы верите в то, что они приносят счастье? — зачем-то спрашиваю.
      — Конечно, нет, — вздыхает она. — Я всё же кандидат наук. Но знаешь, — в научной даме просыпается лирическая поэтесса, — однажды я сама запускала такой фонарик. Это было в Крыму. Слушай, в каком же году это было, а?
      Теперь уже моя очередь менять тему. Я не люблю слушать истории про несчастную любовь. Об этом лучше всех написал Окуджава: «Девочка плачет, шарик улетел. Её утешают, а шарик летит…»
      — А Вам нравятся стихи Окуджавы?
      Памятник Булату как раз перед нами.
      Теперь молчит Натэлла. Наверное, ей тоже вспомнился южный вечер и пьянящий крымский воздух. Мы обе как по команде оборачиваемся: а вдруг там ещё один фонарик счастья полетел?
      — Всё-таки, в счастье надо верить, — вздыхает сочинительница романсов и улыбается железному Булату. Тот стоит в расстёгнутой куртке и каких-то несерьёзных коротких брюках. Руки он засунул в карманы, как провинившийся двоечник. У него за спиной нет ни крыльев, ни гитары.

      Спускаясь в гулкий вестибюль, я ловлю себя на мысли, что китайский фонарик, скорее всего, запускал не кто иной, как Чёрный Барон. «Да нет, ерунда это, — возражаю сама себе. — Он же взрослый человек!»
      Как-то одна писательница призналась мне, что у неё не получается выдумывать литературных персонажей:
      — Ну, просто не могу написать: «Иван Иванович стоял у окна». Какой Иван Иванович? У какого окна? Надо писать о том, что знаешь.
      Я плохо знаю Борю Ветрова. Кроме графомании и возраста, у нас с ним нет ничего общего. Я не могу себе представить, что мужчина под пятьдесят и девушка, которой всего девятнадцать, вместе зажигают свечку и загадывают одно желание на двоих. Хотя, если слегка напрячь воображение, то на Старом Арбате можно представить и вполне взрослого Пушкина под ручку с девятнадцатилетней Натальей Гончаровой.
      Поезд грохочет по тоннелю. За стеклом мелькают яркие подземные фонари. Если на них долго глядеть, то можно ослепнуть. А на фонарик счастья даже наглядеться не успеешь — маленькая свечка сгорает минут за пять.
      Интересно, о чём они загадали?

      В следующую пятницу поэтический вечер проходит без меня. По вечерам я теперь преподаю копирайтинг: учу будущих специалистов по рекламе сочинять яркие тексты. В наших слоганах нет ни ритма, ни рифмы, но я никого за это не критикую. Сама я никудышный продавец — не умею продавать мечту. Мои коллеги — милейшие люди — учат будущих рекламщиков и пиарщиков доброму и вечному. Нам, выпускникам гуманитарных вузов, тоже надо как-то зарабатывать на жизнь.

      Уже перед самой сессией коллега Ю. Е. делится любопытной новостью:
      — Представляете, у меня на факультете журналистики одна второкурсница сорок тысяч отдала какому-то прохвосту. Ей родители дали за институт заплатить, а она — ему. Я её спрашиваю: «Как же так?» А она: «Вы ничего не понимаете — он поэт!» Жаль, способная девушка была. Может, ещё восстановится.
      Ю. Е. допивает свой чай и уходит читать лекцию по русской литературе. Студенты её уважают и побаиваются. Она заставляет их учить наизусть «Я помню чудное мгновенье…»
      Неужели она, и в самом деле, дала ему?

      В самом начале сессии у меня наконец-то появляется время на поэтические тусовки. Я вновь отправляюсь на Арбат, в маленький подвал в Большом Афанасьевском переулке.
      К моему удивлению, никого из пишущей братии в заведении больше нет. Теперь здесь собираются совершенно незнакомые люди. Они сидят рядками на мягких диванчиках и смотрят на большой экран. Рядом с ним стоит высокий и статный мужчина и вдохновенно говорит об эффективных продажах.
      — Стоимость участия в нашем семинаре тысяча рублей, — вежливо дёргает меня за рукав субтильный юноша. — В стоимость входит кофе-брейк.
      Я спешно ретируюсь. Продавец счастья из меня никудышный.
      «Эх, зря она всё-таки заставляет их учить Пушкина! — почему-то со злостью думаю я про коллегу. — Продажники не читают стихов!»

      На Арбате по-весеннему многолюдно. На каждом шагу встречаются нарядные парочки и шумные компании. Кто-то смеётся, кто-то жует, кто-то пьёт из бумажного стаканчика. Посредине улицы стоит чёрно-белая пластиковая корова — реклама сетевого кафе. Кто-то обнимается с ней, а кто-то — с железным Булатом. На Арбате принято фотографироваться — здесь столько всяких достопримечательностей. Вот, например, дом, где после свадьбы жили Пушкины.
      «На фоне Пушкина снимается семейство. Фотограф щёлкает и птичка вылетает…»
      У Булата Шалвовича были почему-то такие грустные песни!

      Дома пытаюсь найти страничку Алечки Зайцевой на известном портале, но её будто корова языком слизнула. Ни несчастного художника, ни несчастного кота в Сети больше нет. В эпоху виртуальных коммуникаций так много неизвестных поэтов! Чтобы стать поэтом известным, надо получать побольше отзывов — неважно, хороших или плохих. Удаление своей странички — это практически дуэль онлайн.
      Да! Я же Натэлле отзыв обещала! Ой, как у неё много новых текстов…
      Справившись с заказухой, я спрашиваю приятную знакомую о последних новостях.
      «Алечка куда-то пропала, — тут же отвечает она. — Барон снова с N. N.»

      Собственно, вот и вся история. Я не знаю, что случилось с Алей, а придумывать не хочу. Она уже взрослый человек. У неё могут быть свои стихи и свои романы. История русской литературы говорит о том, что в двадцать лет уже можно стать известной поэтессой.
      Конечно, если напрячь воображение, то этот рассказ можно закончить так:
      Через несколько дней, когда мы встретились в кафе на Арбате, Алечка рассказала мне, что они вместе с Бароном действительно запускали фонарик счастья, а потом он попросил у неё денег взаймы. На следующий день она принесла ему обещанные сорок тысяч, которые он впоследствии так и не вернул.
      Это был бы реалистический финал.
      В пессимистическом варианте несчастная любовь обернулась бы не только финансовыми, но и прочими проблемами. Беременность, уход из дома… Бр-р! Не нужны мне такие финалы!
      Лучше уж вот так:
      Через год я встретила Алечку на церемонии вручения премии «Народный поэт». Она была в изящном декольте, и её вёл под руку известный критик. Подающую надежды поэтессу номинировали на золотое перо, но вручили только серебряное.
      Или вот ещё вариант:
      Алечка бросила свой журфак и устроилась репортёром на телеканал «Культура». Теперь она долгожданный гость на всех поэтических тусовках. Встретив на одной из тусовок Чёрного Барона, она пообещала ему сделать чёрный пиар. Борис осознал, что был неправ, и вернул долг с процентами.

      Я верю, что когда-нибудь Алечка станет известной поэтессой. Чтобы писать хорошие стихи, надо в первую очередь самому испытывать высокие чувства.
      Любовь и сострадание объединяют нас независимо от пола и возраста. Когда тебе очень плохо или, наоборот, невероятно здорово, то ритм и рифма готовы подхватить тебя и понести ввысь — над всеми радостями и несчастьями. Став маленькой точкой в поэтической Вселенной, твоё стихотворение подарит кому-то надежду.

      А мне уже пора спешить: сегодня в моём институте последний экзамен по копирайтингу. Я с лёгким сердцем поставлю всем «отлично». Поезд с грохотом несётся по туннелю, и я прячу глаза от слепящих фонарей.
      И вдруг:
      — Уважаемые пассажиры! — Ваше хорошее настроение пришло к вам прямо сейчас.
      Какой знакомый баритон!
      — Китайские фонарики счастья — их можно запускать вместе с любимой девушкой, вместе с ребёнком, вместе с друзьями! Пока фонарик летит вверх, загадывайте любые желания. Они обязательно сбудутся! Самые романтические встречи, самые незабываемые впечатления! Один за сто, три за двести, пять за триста и десять всего за пятьсот рублей. Настраивайтесь поскорее, потому что завтра я приду к вам опять!
      По переполненному вагону пробирался высокий статный мужчина в засаленной куртке. В одной руке у него была грязная чёрная сумка, а в другой — оранжевый бумажный шарик. От продавца китайских фонариков на весь вагон несло перегаром. Я закрыла лицо газетой. К счастью, поезд подошёл к моей станции.

      Рассказ был напечатан в журнале «Юность» № 6 за 2015 год.

      В том же году опубликован на портале Проза.ру.